рубикатор: А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф X Ц Ч Ш Э Ю Я

Растения

Растения. Роль Растений в мифопоэтических представлениях определяется прежде всего наличием особого растительного («вегетативного») кода, с чем связано участие Растенияй в многочисленных системах классификации. Единым растительным образом, воплощающим в себе универсальную концепцию мира, выступает мировое древо (см. Древо мировое и его варианты — древо жизни, древо познания, шаманское древо и т. п.). Исключительная роль Растений — диких и особенно культурных — в жизни человека способствовала мифологизации всего контекста, в котором выступают Растения, начиная с земли, понимаемой как материнское лоно Растений и жизни вообще, и кончая всеми благоприятными факторами, влияющими на Растения (дождь, ветры, град и т. п.). Само поле (так же, как и Растения) нередко представлялось живым существом, беременной женщиной, ожидающей потомства, или же могилой, скрывающей в себе погибшее зерно. В разных традициях с Растениями, порождающей их землёй и общей идеей растительного плодородия связано огромное число божеств — Гея, Деметра, ПерсефонаКора), Дионис, Нарцисс, Гиацинт; Флора, Церера, Вирбий; Сома, Араньяни; Укко и др. Во многих традициях выделяется также изоморфизм Растений человеку. Существуют мифологемы о боге или человеке, висящем на дереве (скандинавский Один на дереве Иггдрасиль, кельтское божество на дереве, Иисус Христос на крестном древе и т. п.), о человеке, вырастающем из Растения или прорастающем в виде Растения («прорастание» Осириса; т. н. сады Адониса при том, что сам Адонис был рождён из мирового дерева; возрождение Аттиса в виде цветов и деревьев; растительное прошлое Диониса; связь с деревьями нимф и дриад и т. п.), о превращении мифологических персонажей в Растения, в частности в цветы (Дафна, Нарцисс, Гиацинт и др.), о зачатии от плода Растения [дочь реки Сангариос зачала Аттиса от вкушения плода миндального (вариант: гранатового) дерева], о происхождении Растений из крови или тела мифологического персонажа. Символика плодородия, процветания, богатства, новой жизни, выраженная в растительном коде, проявляется в сюжетах о том, как в данной традиции научились выращивать Растения; ср. элевсинские мистерии как память о передаче Деметрой начатков земледелия и зёрен пшеницы Триптолему, олицетворяющему тройную вспашку земли, или о том, как люди (боги) научились приготовлять из Растений опьяняющий напиток, вкушение которого даёт силу, процветание, увеличивает плодородие, открывает путь к новой жизни (высшая форма такого божественного напитка — напиток бессмертия, вкушаемый богами). Особые мифы связывают само Растение с мифологическим персонажем, превращённым в него, и с получаемым из него напитком (Сома в индийской традиции, богиня Майяуэль у центральноамериканских индейцев и др.). В греческой мифологии известны связанные с Дионисом мотивы его рождения от громовержца Зевса, поразившего молнией мать Диониса Семелу, расчленения титанами (в культе Диониса-Загрея), обучения людей виноградарству и виноделию и т. п., в месоамериканской традиции — сюжеты о рождении в преисподней (иногда в месте, пораженном стрелой бога грома) бога маиса, о происхождении из разных его частей съедобных плодов и др. В фольклоре этой схеме соответствуют многочисленные тексты типа «Джон Ячменное зерно», где из семян (зёрен) персонифицированного растения приготовляют хмельной напиток (пиво, эль и т. п.). Многие Растения или их цветы и плоды соотносятся с образами мужского и женского детородного начала. Идея вечной жизни и плодородия может реализоваться и на материале совокупности Растений, образующих сад, который в ряде случаев понимается как рай. В библейском варианте в раю произрастают древо жизни и древо познания. В славянской мифологической традиции символика рая связывается и с райским деревом (или яйцом, заключающим в себе скот), и с возрастающей растительной силой, урожаем хлеба (образ рая-каравая), и с персонифицированным образом плодородия — Раем, иногда чередующимся с другим ярко выраженным растительным символом плодородия (в ряде случаев чрезмерного, вырывающегося из-под контроля) — Спорышем.
В космогонических мифах Растения выступают как фактически первый объект из всего, что появилось или было создано богами. Вместе с тем как объект мифологических и ритуальных систем Растения выкристаллизовались позже, чем животные. Ядро мифопоэтических представлений о Растениях предполагает уже более или менее развитые земледельческие культы, и, следовательно, само земледелие, появляющееся гораздо позже, чем скотоводство и тем более охотничий и рыболовный промысел. Поздней мифологизацией Растений, вероятно, объясняется и слабая (в отличие от животных) и к тому же ограниченная связь Растений с тотемизмом, которая отмечается прежде всего в наиболее архаичных культурах, знакомых с самым примитивным земледелием (у папуасов Новой Гвинеи и др.). У племени маринд-аним тотемические мифы характеризуются наличием таких мотивов, как происхождение банана, кокосовой пальмы, сахарного тростника и т. п., которые хорошо известны и вне тотемической схемы. Германское племя семнонов выводило своё происхождение от деревьев одной рощи, которую они почитали священной; у европейских народов были широко распространены поверья, что люди берут младенцев из-под деревьев (ср. нем. Kleinkinderbaum, букв. «дерево маленьких детей») или что души предков живут в дереве, ветвях, листьях, цветах и т. п. (ср. распространённый мотив божественного голоса или человеческих голосов, слышимых в шелесте листьев, и использование его в предсказаниях, сфере мантики и магии). Д. К. Зеленин связывал с тотемизмом и т. н. «строительные» жертвы, рассматривавшиеся как компенсация за рубку деревьев, из которых строился дом, мост и т. п. В народных представлениях деревья нередко воспринимаются как живые существа: они чувствуют, дышат, говорят друг с другом (и даже с людьми, обладающими особыми способностями), их нельзя бить, рубить, пилить, осквернять. По этой же причине с деревьями и другими Растениями часто связаны многочисленные табу, приметы, поверья и т. п. Нередко Растения рассматриваются и как жилище нечистой силы, злых духов (осина, бузина, корень мандрагоры). Особенно распространены представления о духах Растений как носителях свойств данного Растения. В их числе т. н. хлебные духи или демоны, которых представляли нередко в человеческом или животном облике: «хлебная мать», «хлебная женщина», «хлебный старик», «дева хлеба», «мать хлеба», «мать риса», «ржаной человек», «овсяная невеста» или «хлебные волки», «ржаные собаки», «ржаные свиньи», «ржаные телки», «ржаные зайцы» и т. п. Характерно, что многие типичные растительные божества (Дионис, Деметра, Аттис, Вирбий и др.) также имеют животные атрибуты (а иногда и ипостаси). В фольклоре сама жатва нередко уподобляется кровавому пиру, убийству. В ряде ближневосточных и средиземноморских традиций существовал обряд оплакивания первого сжатого снопа. В одних случаях земледельческие обряды воплощали самую общую идею плодородия (рождественская ель, верба или т. н. «майское дерево» в Западной Европе, внесение священной ветки, дни цветов, праздники типа римских флоралий, сербскохорватских и отчасти болгарских «Лазарице» и «Кралице», Зелёного Юрия, Ярилина дня; ср. также завивание берёзки в день Троицы, Маковей, яблочный и др. «спасы» в христианизированных славянских традициях и т. п.), а в других были посвящены конкретным циклам весенне-летнего сезона и соответствующих земледельческих работ (встреча весны, выход в поле, сев, жатва, праздник урожая и т. п.; в этом же ряду стоят и такие древнегреческие обряды, как священная вспашка в месяце Пианепсионе, приуроченная к тесмофориям, варка бобов для предпахатного жертвоприношения, приготовление и раздача священной каши, квалифицируемой как «всезерние»). Растительные символы в их естественном и обработанном (еда, напитки) виде, ритуальные игры и увеселения, а также соответствующие тексты в диапазоне от неприличных шуток до темы смерти (оплакивания) во многом определяют и все другие праздники, непосредственно не связанные с земледельческой проблематикой и темой Растений, в первую очередь брачные обряды (у греков покровительницами брака и брачных союзов были богини земного плодородия Деметра и Персефона — Тесмофоры, т. е. законодательницы) и похороны. Растения — важный атрибут церемонии выбора вождя, поэтических и иных состязаний, суда и др. Особый класс мифов и этнологических легенд объясняют появление и распространение культурных Растений. Нередко их происхождение связывается с деятельностью культурного героя.
Объектами мифологизации становятся не только сами Растения, но и их корни, листья, ветви, а также те части, которые выражают квинтэссенцию не только данного, но и вообще всех Растений (цветы, плод, зерно, семя). Плод (фрукт) в различных мифологических традициях символизирует идею изобилия, плодородия, успеха, жатвы; в духовном плане — мудрость (в геральдике — счастье, удачу, мир и т. п.). В христианстве плод — символ небесного блаженства, добродетели, атрибут девы Марии. Запретный плод с древа познания добра и зла ассоциируется с яблоком, фигой, лимоном, апельсином, гранатом, грушей, айвой. Духовный плод — в христианской традиции представлен фиговым деревом с плодами на нём и цветами, сливой, виноградной лозой и т. д. Зерно и семя — самый общий и глубокий из всех растительных символов, подчёркивающих идею непрерывности развития жизни и плодородия (в животном коде им соответствует яйцо).
Бамбук играет существенную роль в китайской и японской символике, является одним из атрибутов новогоднего, брачного и похоронного образов.
Берёза в ряде традиций символизирует свет, сияние, чистоту, неясность, женственность и т. п. В друидической традиции берёза — дерево начала, символ первого месяца года (24 декабря — 21 января). В Риме атрибуты из берёзы использовались при вступлении консула в правление. В Шотландии берёза связывалась с представлениями о покойниках.
Боярышник в кельтской традиции — дерево божества зимы и тьмы, в другом варианте, связанном с той же темой, боярышник является отцом Олвена, который из-за тяжёлых больших ресниц, покрывавших его плечи, был не в состоянии видеть до тех пор, пока ему (как славянскому Вию) не поднимали ресницу вилами. Кельты считали боярышник деревом принудительного целомудрия. Он связывался с маем как месяцем ритуального воздержания от полового общения, позже ставшего месяцем оргиастических обрядовых празднеств вокруг «майского» дерева. В Древней Греции ветки боярышника возжигали на алтарях Гимена, а цветы украшали невесту на брачной церемонии (ср. рус. боярышник, боярышня, барышня). В христианской традиции связан с девой Марией.
Бузина в мифопоэтических представлениях разных народов принадлежит к числу, как правило, сомнительных Растений, связанных с несчастьем, смертью, злыми духами, существами хтонического типа. В некоторых версиях христианского предания Иуда повесился на бузине; вместе с тем у некоторых христианских авторов она называется и деревом распятия. В Ирландии считалось, что ведьмы используют прутья бузины как лошадей. С бузиной связывают насылание дурных снов, иногда дивинаций (ср. мифологизированный образ бузины в «Золотом горшке» Э. Т. А. Гофмана). В то же время у пруссов бузина — священное дерево. Под ней обитают Пушкайтс и находящиеся у него в услужении гномы-барздуки и маркополи.
Бук нередко выступает как символ величественности, процветания, чести и победы, стойкости и полноты жизненных сил. Позднее с ним начинает связываться символика письменности, буквенного знания, литературы (рус. буква, англо-сакс. bос, англ. book «книга» и др.).
Гранат в ряде традиций выступает в функции райского (золотого) яблока, плода от древа познания, чудесного средства (в ряде сказочных мотивов). В Древней Греции считался образом смерти, забвения, но и божественной пищи, надежды на бессмертие, что находит объяснения в мифе о Персефоне, проглотившей гранатовое зернышко. Считалось также, что гранат возник из крови Диониса. В христианстве образ граната соотносится с даром, который принесён Иисусом Христом с небес (ср. также представление о гранате как знаке божьего благословения в индуизме); гранат — одна из эмблем девы Марии. В Корее гранат трактовался как пища богов и посвящался умершим предкам.
Дуб во многих индоевропейских традициях — священное дерево, небесные врата, через которые божество может появиться перед людьми, жилище бога или богов. Дуб посвящён Перкунасу (видимо, и Перуну), Тору, Зевсу, Юпитеру и другим громовержцам; разбитый молнией дуб в одних традициях считался недобрым, в других (например, в Литве), напротив, благоприятным знаком. Дуб иногда выступает и как образ дерева, на котором распято лишённое производительных сил божество (часто солнечное), которому, впрочем, суждено возродиться. Особую роль в мифологии играет образ дуба, увитого «золотой ветвью» омелы. Священным считалось и дубовое полено; с его помощью поддерживался вечный огонь в храме Весты; его ритуально сжигали в середине лета, сопоставляя это действие с лишением божества плодородия его мужской силы. Вместе с тем сожжение полена рассматривалось и как акт, ведущий к воскресению духа плодородия (характерно в этой связи широкое использование дубового пепла в народной медицине). Дубовая палица в качестве орудия громовержца или солнечного бога символизировала твёрдость власти, суровость. Венок из дубовых листьев отсылал к идее силы, мощи, достоинства. У дуба, почитаемого как царское дерево совершались важнейшие ритуалы (жертвоприношения, суд, клятвы и т. п.), устраивались праздники. В библейской традиции дуб (наряду с кедром) символ гордости и высокомерия; у дуба становится царём Авимелах, под дубом восседает Саул, под дубом погребают Дебору, под дубом Иаков закапывает чужих богов, на дубе находит свой конец Авессалом. У христиан дуб — эмблема Христа (по некоторым версиям христианского предания крест распятия был сделан из дуба). В Древней Греции центром святилища Зевса в Додоне был старый дуб, под которым находился источник. Зевсу был посвящён и особый крылатый дуб, на который было наброшено покрывало с изображением земли, океана и звёзд. В Афинах мальчик, произносивший во время элевсинских мистерий брачную формулу, увенчивался дубовыми листьями и терниями (в Риме дубовые ветви носили в брачных процессиях, видя в них символ плодородия). По некоторым версиям из дуба была сделана мачта корабля аргонавтов. В дуб и липу были посмертно превращены богами Филемон и Бавкида. «Дубовыми» нимфами являлись также греческие дриады и гамадриады. Дубу отводилась значительная роль в мифопоэтических представлениях кельтов. В частности, под дубом творит свои чары герой народных преданий Мерлин. В ряде традиций с дубом связывалось происхождение человеческого рода.
Ель — символ храбрости, смелости (до дерзости, безрассудства), приподнятого состояния духа, верности, бессмертия, долголетия, надменности, царских достоинств. В Древней Греции ель считалась деревом надежды (бытовало представление, что троянский конь был частично сделан из ели; греки использовали еловые ветви при прорицаниях). В кельтском друидическом календаре ели посвящён день 23 декабря, когда согласно кельтской традиции, рождается божественное дитя, воплощающее дух плодородия. Рождественская ель символизирует начало годового цикла и жизни в целом. Еловая шишка — символ огня жизни, начала, восстановления здоровья; в ряде традиций ассоциируется с фаллосом. Впрочем символом огня (в т. ч. и небесного) являлась и сама ель, возможно, из-за сходства её формы с формой пламени (ср. англ. fir, «ель», fire, «огонь»).
Ива имеет различные (часто противоположные) символические значения, встречающиеся иногда в одних и тех же традициях. Она может выступать в функции мирового древа или древа жизни и символизировать долголетие и обилие жизни. В европейской низовой традиции иве приписывались чары против луны и ведьм. В средневековой Европе её называли деревом певцов и поэтов, поскольку считалось, что она способна даровать красноречие. В Китае с ивой связывались представления о женской красоте, мягкости, податливости, о весне; существовало поверье о способности ивовых ветвей, вывешенных на воротах, отгонять злых духов, что согласуется и с более общим представлением об иве как средстве связи с духовным миром. Комплекс отрицательной семантики образа ивы включает такие символы, как несчастье и невежество (у древних евреев), печаль, грусть, смерть, похороны (ср. образ плакучей ивы в фольклоре и поэзии). В Древней Греции ива посвящалась женским божествам, так или иначе связанным с идеей смерти (Геката, Кирка, Персефона). В Японии ива — дерево печали, слабости, но и нежности, девичьего изящества, спокойствия, потребности в постоянстве или соединении.
Пальма во многих ближневосточных традициях древности (Двуречье, Финикия, Египет) выступала в функции древа жизни (как древо жизни, соотнесённое с праведным человеком, пальма иногда изображается и в христианском искусстве), а в Древнем Египте и как образ времени, года. В ряде традиций понимается как образ фаллоса с вырывающимся из него пламенем или как андрогиническая и солярная эмблема, соотносимая с образами типа «майского» дерева. В христианском искусстве — символ мученичества и чистоты, знак посетивших гроб господень (также талисман против искушений), «пальмовым воскресеньем» называется день въезда Иисуса Христа в Иерусалим.
Персиковое дерево, его плоды, цветы и ветви пользовались (особым почитанием в Древнем Китае как один из основных символов бессмертия. Ветви и цветы, в частности, использовали для изгнания демонов, при лечении болезней, как амулеты (особенно при эпидемиях). Из персикового дерева изготовлялся ряд ритуальных предметов. Считалось, что из него были сделаны стрелы, которыми Чжан Сянь поражал небесного пса. Идея бессмертия, связывавшаяся с персиковым деревом и плодом, мифологически мотивировалась преданиями о Си-ван-му с её персиковыми садами бессмертия. Персиковый цвет, отличающийся особой нежностью, символизировал женское начало (весной во время свадьбы невесте преподносилась цветущая персиковая ветвь). Персиковое дерево и плоды почитались также в Иране, странах Ближнего Востока, Средней Азии и др.
Тростник в Восточном Средиземноморье (в частности, в Египте) выступает как эмблема царской власти, в христианстве, напротив, — символ смирения, но и справедливости. Триада (тростник, лилия и дубовый лист) в восточнохристианской традиции воплощает слабость человека (тростник), преображённую через воскресение (лилия) в силу (дубовый лист). У древнего населения Центральной Америки символ засухи, утраченной юности и жизненного тепла. В греческой мифологии с тростником связывается огонь как жизненное начало (Прометей приносит огонь людям в полом тростнике). В мифах из тростника изготовляются различные духовые музыкальные инструменты, нередко фигурирующие в мифологических текстах (ср. свирель Пана).
Фиговое дерево (смоковница) понимается как символ брака, плодовитости, вожделения, женского начала, но и истины; часто сопоставляется с образом многогрудого дерева (плоды видны раньше чем листья). Листья и плоды иногда толкуются как сочетание мужского и женского начал, символизирующее жизнь и любовь. Иногда фиговым считается библейское древо познания добра и зла. Фиговый лист был первой одеждой Адама по вкушении им запретного плода. В мусульманской традиции плод фигового дерева считается священным. В буддизме с фиговым деревом ассоциируется священное дерево бодхи, под которым Будде открылась истина.
Мифологизации подвергаются не только деревья и другие крупные Растения, но и травы, мох и другие объекты растительного мира. Трава нередко выступает как символ простых людей, покорности, подчинённости, безвестности, неприметности, но также и полезности. В японской традиции известно противопоставление травы как женского начала деревьям как мужскому началу. С травой связаны идеи долголетия и здоровья. В ряде традиций распространено представление о траве как о волосах некоего первочеловека, из членов которого возникла земля или Вселенная. Некоторые мифологически отмеченные травы широко используются в ритуалах. Мох нередко символизирует скуку, в Японии старость.
Особые системы символических значений образуют цветы и грибы.
см. также статьи Древо жизни, Древо мировое, Древо познания, Лилия, Лотос, Мак, Мандрагора, Можжевельник, Омела, Осина, Роза.

Лит.: Афанасьев А. Н., Поэтические воззрения славян на природу, т. 1-3, М., 1865-69; Кагаров Е. Г., Культ фетишей, растений и животных в Древней Греции, СПБ, 1913; Потебня А. А., О некоторых символах в славянской народной поэзии, Харьков, 2 изд., 1914; Богаевский Б. Л., Земледельческая религия Афин, т. 1, П., 1916 (Записки Историко-филологического факультета Императорского Петроградского Университета, ч. 130); Фрезер Дж., Золотая ветвь, в. 3 — Умирающие и воскрешающие боги растительности, М., 1928; Зеленин Д. К., Тотемы-деревья в сказаниях и обрядах европейских народов, М.-Л., 1937; Токарев С. А., Религиозные верования восточнославянских народов XIX — начала XX века, М.-Л., 1957; его же, Ранние формы религии и их развитие, М., 1964; Пропп В. Я., Русские аграрные праздники, [Л.], 1963; Иванов В. В., Топоров В. Н., Славянские языковые моделирующие семиотические системы, М., 1965; их же, Исследования в области славянских древностей, М., 1974; Топоров В. Н., Заметки о растительном коде основного мифа (перец, петрушка и т. п.), в кн.: Балканский лингвистический сборник, М., 1977; Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Конец XIX — начало XX в. Весенние праздники, М., 1977; Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Конец XIX — начало XX в. Летне-осенние праздники, М., 1978; Соколова В. К., Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. XIX — начало XX в., М., 1979; Mannhardt W., Roggenwolf und Roggenhund, Danzig, 1865; его же, Die Kцrndдmonen, В., 1868; его же, Wald-und Feldkulte, 2 Aufl., Bd 1-2, В., 1904-05; Gubernatis A. de, La mythologie des plantes ou les lйgendes du rиgne vйgйtal, t. 1-2, P., 1878-82; Murr J., Die Pflanzenwelt in dergrichischen Mythologie, Innsbruck, 1890; Dieterich A., Mutter Erde, 3 Aufl., Lpz., 1925; Moszynski K., Kultura ludowa Slowian, Cz. 2. Krakуw, 1934; Majumdar G. P., Man’s Indebtness to Plants: Furniture, «Indian-Culture», 1935, v. 2; Lйvi-Strauss C., La pensйe sauvage, P., 1962; Jobes G., Dictionary of mythology, folklore and legends., pt. 2, N. Y., 1962; Roux J.-P., Faune et flore sacrйes dans les sociйtйs altaiques, P., 1966; Friedrich P., Proto-Indo-Europed Trees, Chi.-L., 1970; Guptб Sh. M., Plant myths and traditions in India, Leiden, 1971; Hern V., Cultivated plants and domesticated animals in their migration from Asia to Europe. Historico-linguistic studies, Amst., 1976.

В. Н. Топоров

Оцените эту статью
Sidebar